Я вообще человек довольно аутичный и многие вещи осознаю в правильном смысле много позже, чем столкнусь с ними в лоб. Тупить и «тормозить» — мое любимое занятие по жизни, а уж страсть понять очевидную вещь лишь через несколько лет после знакомства с явлением для меня вообще обычное дело. Да и замкнут я как-то на себе, не вылезаю из своих глупых юношеских фантазий, и мир пролетает мимо меня. Забавно: бывает, ко мне обращаются, а я, выслушав, даже не сразу преобразовываю поток звуков, исходящий от собеседника, в осмысленные слова, и отвечаю, не торопясь. Именно поэтому меня всегда в классе считали то ли лунатиком, то ли обдолбанным, то ли просто «тормозом».
Жизнь моя сконцентрирована в небольшом городе, что недалеко от столицы. Город, довольно банальный для тех, что находятся рядом с Москвой, отчего всяческая столичная новизна смотрится убого на фоне общей унылой разрухи. Школа тоже из себя ничего интересного не представляла — кирпичное здание около бора в два этажа. Естественно, серая советская постройка никаких непризнанных гениев за собой не скрывает, лишь только ежедневно заполняется детворой, которой пока еще ничего не интересно.
Класс девятый. Я пока еще не затворник, коим стал после неудачно пережитой любви. Я просто зацикленный на себе, сериалах и аниме парень, который не упустит случая прогуляться с одноклассниками, так как случаи эти довольно редки. А нашу компанию описать можно так: веселый, но немного заносчивый спортсмен, КМС по легкой атлетике в свои годы; типичный шут, опоздавший на последний поезд панк-культуры; классический «ботаник»-биолог в круглых очках, чуть выше меня; ну и я, тихий (разговорчивым становлюсь по мере, так сказать, погружения — нужно привыкать каждый раз) паренек в скейтерской одежде. Разнобой? Да, несомненно. Мы даже смотрелись странно для окружающих. Но зато нам было действительно весело дурачиться, все друг к другу привыкли, особенно к подкалываниям. Про нетипично «культурные» программы я вообще молчу — спортсмен, исповедующий ЗОЖ, задавал тон, и мы просто гуляли, дурачились в его богатой квартире или находили еще более банальные занятия, но никак не пьянствовали. По крайней мере, более интересной компании я бы точно для себя тогда не нашел.
Итак, в один из обычный день мой чуткий дневной сон нарушил звонок телефона. Голос Андрея (это который спортсмен) звучал так же сонно, как и мой, но он настойчиво предлагал пойти и заняться абы чем, как обычно, всем вместе. Как выяснилось, остальные уже дали свое согласие, и я, с неудовольствием обратив внимание на поздний час (21.30, может быть), нехотя пошел искать чистые и глаженые вещи.
Начало декабря, темно, мороз. Андрей жил почти напротив школы — я проделывал нелюбимый крюк через стройки, где, в общем-то, опасность особую не найдешь в такое время, так как есть близость к крупным дворам и длинной улице. Вот я уже встречаю всю свору, идущую по направлению к бору. У всех настроение хорошее, ибо конец четверти не за горами (учиться у нас несложно, уже на тот момент было понятно, что оценки выходят положительные). Мы медленно идем в самую глубь бора к заледеневшему скату, что ведет в небольшой овраг с узкой речушкой, на другой стороне которого находится глухое селение, пара заводов и автомойка.
Парк людный почти всегда, даже в будний вечер: там бывают молодые парочки с пивом, немного хулиганов, иногда велосипедисты. Другое дело окраина около оврага — она достаточно глухая, туда даже пьянь не всегда добирается в поисках места, чтобы «погадить» под градусом. Зато можно скатиться с горок в одиночестве, ну или с компанией. Честно, мы хоть немного и боялись идти так поздно, но настроение задавал вечно смелый Андрей, всегда со специфическими шуточками, всегда уверенный в себе. Можете не верить или считать преувеличением, но мы не раз видели, как он ставил на место вполне взрослых людей (один раз даже в процессе мордобоя, хотя он и не агрессивен — девушку защищал). Без него, пожалуй, было бы скучно, да и компания распалась бы. Он был связующим компонентом для шуток, стеба и прочих шалостей школьников.
Вот мы уже стоим возле горки, решаем, кто покатится первым. Вокруг тихо, света от домов на той стороне оврага нет, ибо краевые дома заброшены, там все побито, и славятся они только периодическими пьянками и актами вандализма. Но, опять же, опасной славы у района вроде как нет. Горка крутая, длинная (метров сорок будет), подходит к самой речушке. Подъем обратно довольно проблематичен из-за льда, а на другую сторону прямо от этого места не забраться (слишком крутой подъем). Нужно идти вдоль речки до колодца, а это примерно 200 метров.
Начинаем дурачиться. Андрей уже кинул портфель очкарика (имя которого Максим) с горки, как бы намекая, что ему нужно последовать за ним. Следует банальное недовольство и бурчание и, конечно же, попытки быстрой «реабилитации» — снять портфель с Андрея и кинуть туда же. Надо ли говорить, что затея, как обычно, безуспешна — и гордый «ботаник» скатывается вниз, в темноту. На что я сразу обратил внимание — так это то, что когда скатываешься туда и поднимаешься, сперва возникает небольшая дезориентация. Во-первых, руки леденеют от горки, зад болит, плюс света мало и страшно немного из-за удаленности от друзей. Поэтому поднимались мы все быстро, часто даже бегом — такая вот паранойя.
Постепенно просто так скатываться надоедает, да и делаем мы это неохотно, предлагая соседу — ну уж очень страшно в половине одиннадцатого вечера скатываться в такую темень, а потом под улюлюканье подниматься, особенно когда ребята пытаются разыграть тебя и строят рожи (мол, смотри, что это сзади тебя?!). Начинаем скатываться, разыгрываясь на «камень-ножницы-бумагу», попутно подзуживая и пугая друг друга страшными голосами якобы существ внизу. Особенно напряг нас тогда развеселый Андрей, принявший серьезную мину и начавший вполне серьезно рассказывать, что внизу может быть маньяк, что он ждет самого замешкавшегося, чтобы резко напасть и утащить. Смешно? Немного. Когда Андрей басом изображает голос маньяка в стиле: «Ха! Вот и свежее мясо катится!» — во время спуска других, тоже смешно, но уже не так, холодок чуть пробирает, особенно во время панической атаки внизу, когда резко нужно забраться наверх. А самое главное — посторонние звуки внизу, которые начинаешь замечать. Исключая паранойю друзей, вспоминаю хруст веток, что-то похожее на дыхание и сплевывание слюны. Нет, ну у страха уши тоже на размер больше, но слышно вполне явно было (лично я скатился в тот раз трижды и в последний раз очень отчетливо слышал посторонние звуки), но все продолжали скатываться, боясь признаваться в том, какие они трусишки.
Наконец, намечаем последний розыгрыш и домой — уже почти полночь. Страха много, как и адреналина, все очень раскованные, много смеха и расширенных глаз. «Раунд» проигрывает наш Максим — недовольно поправив очки, он медленно готовится спуститься. Садится на задницу и начинает ныть, мол, давайте не будем, пошли уже, лень еще подниматься потом — признаться, что боязно, конечно, не вариант. Спортсмен, конечно же, придает ускорение ногой, и Максим быстро слетает с горки, молча, только выпучив глаза (наверное, от страха и неожиданности).
И тут происходит самое страшное, что было в моей жизни. Максим медленно встает (что-то себе немного повредил), в ужасе смотрит по сторонам, потом смотрит на нас, лицо белее снега вокруг. И что окончательно привело нас всех в ступор — какой-то неразборчивый быстрый голос (вроде детского лепета, но только явно человека взрослого, может, даже пожилого), истеричный, какой-то нервный и, главное, абсолютно непонятный. Хруст веток и тень со стороны колодца, еле мелькнувшая…
Лицо Максима просто не описать словами, это — олицетворение смерти, простите за пафос. Мы его видим очень плохо и стоим в оцепенении. У Максима ступор после голоса прошел за несколько секунд и он начал карабкаться почему-то на противоположную сторону, естественно, каждый раз сразу же падая. Это выглядело нелепо и пронзительно ужасно — я чувствовал себя просто в каком-то другом мире, как будто не я наблюдаю за этой сценой. Парень чуть отклонялся вправо в попытках залезть, потом раздался громкий стук, шепот (вроде тоже лепет, но тише) и тишина… Мы по всем законам психологии давно должны были убежать, но стоим в ужасе, не можем оторвать взгляды от оврага. У Андрея волосы натурально дыбом (шапку он, кажется, тогда вообще там оставил), глаза безумные. А потом, буквально секунд через тридцать, опять это громкое визгливое лепетание «взрослого младенца» прямо на середине подъема, чуть левее, где тень от деревьев. Мы так рванули, что аж в ушах звенело (мои даже «забились» — бывает от пульса избыточного во время бега). Состояние животного ужаса, нечто абсолютно нечеловеческое, инстинктивное. Во время бега (а мы случайно разделились) я заметил только одно — ОНО бежало рядом со мной, чуть позади, то левее, то правее. ОНО было очень высокое, в какой-то странной мешковатой одежде, ноги непропорционально длинные и неуклюжие, голова большая, вытянуто-овальная, жутко бледная, губ нет (я не видел таких тонких губ до этого), а глаза посажены так глубоко, что их не видно. И самое главное — бежало оно очень странно сбоку, бешено и неуклюже, скачкообразно, подпрыгивая вверх, передвигая длинные ноги, появляясь то слева, то справа. Еле выбрался я на оживленную дорогу, и меня почти сразу подобрал таксист, а существо пропало из виду…
Больше, хоть убейте, из того дня почти ничего не помню. Ну, ночь-то бессонная, сама собой: куча телефонных звонков между родителями, заплаканные глаза, родители Максима у нас, родители Андрея у нас, милиция, показания… Максима нашли, череп у него вроде был как-то проломлен, но не смертельно, выжил он. В овраге лежал, там же, где звуки раздавались, как оказалось. Странный он был после того случая, уже ни с кем не общался, а эта тема теперь для нас вообще табу (в первую очередь по строгому наказу родителей, а там уже рекомендации психиатра).
Последняя странность — не знаю, врут друзья или нет, но описывают точно такую же погоню за ними. Тут уже ни за что не ручаюсь. Тем более странно, что выбрались они из бора в районе школы.